От пощёчин за Ленина — к собственному лагерному номеру

Когда маленький Лева Копелев защищал Ленина и Троцкого на кухне родительского дома в Киеве, он и представить не мог, что через десятилетия его самого назовут «буржуазным гуманистом» и посадят в тюрьму за излишнюю человечность. В семье, где идиш был родным языком, где отец-агроном ненавидел большевиков, а учительница по литературе читала ему Добролюбова и Чернышевского, судьба Льва складывалась как текст на сломанной печатной машинке — со сбоями, цензурой и неожиданными смысловыми сдвигами.

Родившись в 1912 году в Бородянке, в еврейской семье с высоким уровнем образованности и — что важно — внутренними противоречиями, Копелев рано начал формировать свой взгляд на власть и справедливость. Отец угрожал ремнём за красную повязку, но это не сделало мальчика антикоммунистом. Напротив: он стал пионером, потом комсомольцем, коммунистом — искренним, читающим, деятельным.

Харьков, арест, идеология и первая кровь

В 1929 году Лев оказался вовлечённым в дело о троцкистах: листовки, подпольные материалы, обыск у родителей. Его арестовали, но выпустили на поруки. Началась игра в кошки-мышки с системой, где он то был её частью, то — мишенью.

Копелев работал редактором, писал статьи, вступил в философский факультет Харьковского университета, а потом — в Московский институт иностранных языков. Он был человеком с мощной тягой к знаниям и к справедливости — этим и объясняется, почему в 1932 году он, молодой энтузиаст, участвовал в изъятии имущества у крестьян. Тогда он ещё верил, что всё делается ради великой цели. Позже эти наблюдения стали основой страшной и честной книги «И сотворил себе кумира».

Фронт, язык врага и первый приговор

Во время Великой Отечественной войны Копелев пошёл на фронт добровольцем. Его знание немецкого языка сделало его незаменимым переводчиком и пропагандистом. Он был не только майором Красной армии, но и педагогом: обучал антифашистов из числа пленных вести подрывную работу в тылу врага. За это получил орден Красной Звезды и Отечественной войны II степени.

Но именно в этот период, в 1945 году, он совершил главный "проступок": открыто выступил против насилия, которое советские солдаты применяли в Восточной Пруссии. Он осмелился говорить о гуманизме, когда требовалась только месть. Это стоило ему свободы. Обвинение: «пропаганда буржуазного гуманизма». Первоначально его освободили, но уже в 1947 году — новый арест, десять лет лагерей. Он оказался в Унжлаге, потом в «шарашке» в Марфино, где познакомился с Солженицыным. Именно Копелев стал прототипом Рубина в романе «В круге первом».

Свобода, книги и новая жизнь в Германии

После освобождения в 1954 году и реабилитации в 1956-м он вернулся в Москву, преподавал, писал статьи, участвовал в культурной жизни. Казалось, его путь обратно к системе был успешным — его приняли в Союз писателей, он работал во ВНИИ искусствознания, ездил в ГДР.

Но в 1960-х он сделал второй по-настоящему важный выбор — снова отказался молчать. За публичную поддержку Сахарова и других диссидентов, за критику вторжения в Чехословакию его исключили из партии, уволили, а в 1977-м — и вовсе вычеркнули из литературной жизни страны.

Когда он уехал в ФРГ в 1980 году, это был не побег, а изгнание. Уже через два месяца он был лишён советского гражданства. В Вуппертале он стал профессором, в Кёльне — уважаемым интеллектуалом. Вместе с женой, писательницей Раисой Орловой, они создали едва ли не уникальный литературный тандем. Их книги — не просто воспоминания о жизни «по ту сторону железного занавеса», но и честные, нестерпимо болезненные признания о собственных заблуждениях и страхах.

Концерт Сахарова и обретение европейского дома

В 1984 году в амстердамском Консертгебау состоялся благотворительный концерт в честь Андрея Сахарова. Лев Копелев стоял рядом с министром культуры Нидерландов Илко Бринкманом. Он больше не был арестантом, майором, профессором, эмигрантом. Он был символом. Символом человека, который прошёл сквозь советскую систему — не преломившись, а осмыслив.

Он был автором десятков научных и публицистических трудов — о Шиллере, Гейне, Гёте, Брехте, Бёлле. Он писал на русском и немецком, преподавал, участвовал в культурных форумах. Его уважали в Европе, читали в Америке, боялись в Советском Союзе.

Возвращение, которого не случилось

В 1990 году ему вернули гражданство. Но возвращаться в СССР он не спешил. Кёльн стал его домом. Там же, в 1997 году, он умер. Его тело было перевезено в Москву и похоронено на Донском кладбище — рядом с Раисой Орловой.

Сегодня в Кёльне действует Фонд Льва Копелева — место, где помнят не только писателя, но и человека, который прожил XX век во всей его полноте — от пионерского галстука до гражданства ФРГ.

Что останется навсегда

Его книги — это не просто литература. Это документ эпохи, способной сломать любого. Но Копелева она не сломала. Его сила — в умении быть честным, даже перед собой. Его гуманизм — не лозунг, а прожитая боль. Его голос — всё ещё звучит там, где тишина становится слишком удобной.